Валерий Баринов: «Первой моей премией был кулёк шоколадных конфет»

Народный артист России Валерий Баринов не нуждается в представлении. Недавно в Академии кинематографического искусства Н.С.Михалкова состоялась встреча с ним, в ходе которой он поделился воспоминаниями и размышлениями о своей непростой профессии.

На сцену вышел в шесть лет

— Валерий Александрович, как вы пришли в актёрскую профессию?

— Я родился в Орловской области, моя фамилия Баринов говорит о том, что моя родословная идёт от дворовых крестьян. На сцену первый раз вышел в 1952 году на смотре художественной самодеятельности. Мне тогда было шесть лет. Режиссёр сказал, что в завершающем выступлении на сцене должен стоять огромный хор из всех участников смотра, а ребёнок перед ним будет читать стихи. Так получилось, что этим ребёнком оказался я. В зале сидели люди, недавно вернувшиеся с войны, — в гимнастёрках, в шинелях, кто-то без руки, без ноги. И когда я читал: «Ещё не все запаханы окопы, следы войны, следы прошедших гроз», — многие плакали. Я решил, что плакали от того, что я читал стихи. В шесть лет я испытал ту сладостную власть над зрителем, которую испытывает актёр, выходя на сцену. Но больше всего запомнилось, что мне дали премию — большой кулёк конфет; это были мои первые в жизни шоколадные конфеты — «Весна» и «Ласточка». Я подумал, что раз я за одно стихотворение получил целый кулёк конфет, значит, артисты хорошо зарабатывают. Наверное, тогда и зародилось во мне желание стать актёром. Товстоногов как-то сказал, что артисты и публика на спектакль идут как на войну. Одни мечтают победить, другие — быть побеждёнными. Это правда, и в этом, наверное, бессмертие театра.

— Вы окончили Театральное училище имени Щепкина, и у вас была возможность остаться в Малом театре. Почему этого не сделали?

— Меня оставляли в Малом театре, но мне хотелось оторваться от педагогов, хотя в годы обучения я был по-настоящему счастлив. Я пошёл работать в Александринский театр. Потом, когда я уже был заслуженным артистом РСФСР, меня снова позвали в Малый театр. Набравшись смелости, я прямо пошёл в кабинет к художественному руководителю Юрию Мефодьевичу Соломину, он когда-то был моим педагогом. Увидев меня, он произнёс: «Ну что, Баринов?!» Я в тон ему ответил: «Что, Соломин?!» — хотя у самого в этот момент поджилки тряслись. Соломин мне: «Нагло», — а я в ответ: «Как учили». В Малом театре я прослужил около 13 лет.

— По-вашему, талант — это награда?

— У меня дочка пишет, у неё талантливое перо. Она с 15 лет публикуется. Впервые увидев её рассказики, я подошёл к Андрею Дмитриевичу Дементьеву и попросил посмотреть. Дементьев когда-то возглавлял журнал «Юность»; думаю, уж он-то понимает в литературе. Дня через два он звонит и говорит: «Валера, должен тебя огорчить, у тебя в семье горе. Девочка талантлива». Это была шутка и не шутка. Когда говорят, что Бог наградил талантом, это значит — наградил Бог возможностью пропускать через себя боль и муку, чувствовать боль мира. В сентябре я был в Волгограде, там недалеко станица Клетская, где умер Василий Макарович Шукшин во время съёмок «Они сражались за Родину». У него было три инфаркта. Когда его вскрыли, оказалось, что у него было семь инфарктов. Он всё пропускал через своё сердце.

Гонорар — яйцами

— В Александринском театре работало много знаменитых артистов. Кто из них вам особенно запомнился?

— Василий Васильевич Меркурьев был фантастическим артистом и человеком необыкновенного мужества. Он был женат на дочери Мейерхольда, и когда того расстреляли и начались преследования членов семьи, Меркурьев взял всех под своё крыло. Его очень любил Сталин. Я в то время жил в коммунальной квартире на Петроградской стороне. Телефон был только у соседки — бабушки-блокадницы, причём она меня предупредила, что звонить можно только в исключительных случаях. И вот однажды, когда я спал после смены, соседка мне стучит и взволнованным голосом говорит: «Меркурьев звонит, Меркурьев!» Василий Васильевич не терпящим возражения тоном произнёс: «Баринов, у вас сегодня халтура вечером». На мой вопрос, что будем делать, он сказал, что играть наш спектакль «Чти отца своего». Оказалось, что халтура на птицефабрике. И гонорар нам дали яйцами. Не знаю, сколько Меркурьеву, а мне 300 штук. Не знал, куда их деть.

— Что помогает вам создавать образы?

— Странность профессии в том, что ты берёшь себе в копилку все жизненные ситуации: смерть, радость, трагедию. У меня умер дядя, которого я очень любил. Он был замечательным человеком, многое умел делать руками, великолепно пел, играл на гармошке. Перед похоронами ко мне подходит мама вся заплаканная и говорит, что привезли крышку от гроба, но не обили чёрной лентой. Я говорю: «Мам, давай я обобью». Я люб­лю работать руками, дома у меня целая мастерская. А когда я работаю, я пою, и тут я тоже стал напевать, не знаю почему, «Летят утки». Похороны, момент тяжёлый, но вот сработала сила привычки. Прошло много лет, я репетирую спектакль «Скрипка Ротшильда». Там есть сцена, где я делаю гроб для своей жены. При этом мой герой очень переживает, что умирают мало, что работы нет. И тут вдруг работа, и я запел «Летят утки». И вдруг из зала Гинкас кричит: «Гениально!» У меня перехватило горло.

Японцы посмотрели с недоумением

— Вам доводилось сниматься за рубежом. Что особенно запомнилось?

— Как-то в Японии я играл знаменитого русского премьер-министра Сергея Юльевича Витте, к которому японцы относятся с большим уважением. Витте говорил, что нельзя воевать с Японией, потому что Россия войну про­играет. Когда я пришёл на съёмочную площадку, генеральный продюсер взял меня за руку и объявил, что сегодня снимается народный артист России Валерий Баринов. Съёмочная группа встретила меня аплодисментами. Потом он начал меня знакомить со всеми, кто был на площадке: Акира-сан, Дзиро-сан, Ясуко-сан… Всего человек сорок. Через некоторое время я начал смеяться, а японцы посмотрели на меня с недоумением. Тогда я попросил переводчицу сказать, что я запомнил только то, что все они «саны». Она перевела, и теперь они принялись хохотать. Переводчица говорит: «Валерий Александрович, я, наверное, неправильно перевела. Я сказала, что они для вас все на одно лицо». Я спросил, а чего же тут смешного? И она пояснила, что они считают, что мы для них на одно лицо. На следующий день ко мне подошёл тот же генеральный продюсер и сказал, что в Японии очень ценят всякие изобретения, и показал на съёмочную группу: у каждого был приколот бейджик с именем, написанным по-русски. Продюсер сказал, что это помог придумать я. В качестве награды мне предложили по­ужинать за счёт фирмы и сказали, что я могу взять с собой друга. Александр Митта, отвечавший за кастинг с российской стороны, тут же сказал, что друг — это он.